В Минске 14 февраля 2019 г. прошел круглый стол, посвященный вопросам либерализации уголовного, административного и процессуального законодательства.  Организатором встречи выступило Минэкономики при поддержке ООО «ЮрСпектр».

В качестве ключевых вопросов обсуждались перспективные направления дальнейшей либерализации законодательства, которые будут способствовать созданию благоприятных условий для ведения бизнеса.

 Отмена общей конфискации имущества в административной ответственности

В связи с отменой общей конфискации спикер обозначил особую важность грамотного подхода при применении судами заменивших ее штрафных санкций соразмерно финансовым возможностям субъектов хозяйствования.  Также должна сформироваться единообразная практика применения специальной конфискации, согласующаяся с нормами УК и УПК.

А.И.Лукашов подчеркнул тесную связь конфискации с криминализацией деяний. Он высказал мнение об отсутствии необходимости криминализировать деяния, которые требуют применения таких мер, как специальная конфискация.

Дальнейшие меры по разрешению проблем конфискации, по мнению спикера, это:

1) приведение норм ГК о конфискации в соответствие с Конституцией;

2) регламентация в ГК применения только специальной конфискации с исключением упоминания о конфискации как о санкции за правонарушение;

3) согласование норм ГК о специальной конфискации с соответствующими нормами УК и КоАП;

4) изменения в КоАП, в частности:

— исключение конфискации из числа видов административного взыскания;

— ревизия санкций статей Особенной части КоАП;

— закрепление лишь специальной конфискации и регламентация ее применения в соответствии с подходами, закрепленными в УК.

Необходим единый подход к определению конфискации в административном и уголовном законодательстве.
В частности, требуется корректировка ст. 6.10 КоАП в соответствии с положениями ст. 46-1 УК, введенной Законом от 09.01.2019 N 171-З.

Тенденциями по дальнейшей либерализации спикер назвал:

1) замену взыскания дохода от деятельности штрафом до 50, 100% такого дохода (например, в ст. 12.7 КоАП);

2) уход от конфискации предмета правонарушения путем терминологического помещения этого вида взыскания в норму о специальной конфискации.

Отдельно Е.И.Малиновский остановился на необходимости корректировки п. 3 ст. 9.21 КоАП, а именно на закреплении применения конфискации только для контрафактного товара (при подделке оригинального товарного знака). В ситуации с перемещением товара, содержащего оригинальный товарный знак, без разрешения правообладателя либо лицензиата — применение административного взыскания в виде штрафа, без конфискации такого товара.

В дополнение к поднятым вопросам спикер отметил необходимость закрепления в УК и КоАП четких критериев определения специальной конфискации. Сегодня таких критериев нет, что позволяет расширительно толковать нормы. Также О.В.Деркач ознакомил участников с основными выводами и рекомендациями Совета по правовой и судебной деятельности при Президенте Республики Беларусь по вопросам правовой институционализации конфискации. Среди них:

1) считать целесообразным сохранение в административном праве в качестве перспективного направления исключительно специальной конфискации;

2) отметить, что реализация данного подхода потребует уточнения определения понятия «вещи, изъятой из оборота», и «вещи, ограниченной в обороте», для целей применения конфискации в административном процессе;

3) ограничить случаи установления в санкциях статей Особенной части КоАП возможности конфискации предмета, орудия и средства совершения административного правонарушения, независимо от того, в чьей собственности они находятся;

4) рекомендовать субъектам нормотворчества при подготовке проекта дополнений санкций норм Особенной части КоАП руководствоваться следующими подходами:

— недопустимость расширения категорий имущества, подлежащего конфискации в соответствии с общими положениями ст. 6.10 КоАП;

— закрепления в КоАП взыскания в виде конфискации при условии обоснования особой важности объекта административного правонарушения, охраны и объективно подтвержденной неэффективности иных мер правового воздействия.

Исключение из признаков составов преступлений оценочных (субъективных) категорий, таких как «иная зависимость», «иные тяжкие последствия», «существенный вред», «иная личная заинтересованность»

 

Основной вопрос – можно ли уйти от оценочных признаков, закрепленных в гл. 35 УК, заменить их формально-определенными категориями, которые будут всем понятны? Ответ зависит от того, что можно предложить взамен. Среди возможных подходов В.В.Хилюта, в частности, назвал следующие:

1) Пленуму ВС необходимо принципиально определиться с критериями признания того или иного вреда существенным. При определении «существенности» вреда ключевым моментом видится степень отрицательного влияния противоправного деяния на работу организации, число потерпевших граждан, тяжесть причиненного физического или морального вреда и т.п. Любое должностное злоупотребление не может автоматически подпадать под категорию «существенного»;

2) при характеристике оценочных признаков в преступлениях против интересов службы (помимо тех, которые предложены ВС) в целях разграничения дисциплинарных проступков и служебных преступлений дополнительно должны приниматься во внимание иные факторы. Одним из них может являться систематичность совершения правонарушений;

3) необходимо определить на законодательном уровне количественные и качественные критерии существенности причинения вреда правам и законным интересам граждан, государственным и общественным интересам. Оценочные признаки уголовного закона, несмотря на их универсальность, не могут служить критерием правоприменительного толкования;

4) наличие существенного вреда должно быть мотивировано не только указанием на характер причиненного вреда, но и обоснованием его существенности;

5) разрешение вопроса о местонахождении «иной личной заинтересованности» в структуре коррупционных правонарушений.

В контексте обозначенной проблематики возникает и вопрос, почему, например, когда мы ведем речь о взяточничестве, то уголовный закон четко и однозначно говорит о том, что предметом взятки не может быть получение выгоды неимущественного характера. Такие действия составляют должностной проступок, если не содержат в себе признаков иных противоправных деяний. Почему же тогда получение выгоды неимущественного характера в составах должностных злоупотреблений (ст. 424 — 426 УК) образует преступление? Представляется, что подход к разрешению указанных проблем должен быть одинаковым. Корыстные должностные злоупотребления более опасны, чем некорыстные, поэтому сегодня есть все основания перевести злоупотребление властью или служебными полномочиями, совершенное из иной личной заинтересованности (а равно такое же бездействие должностного лица, превышение власти или служебных полномочий) в разряд административных правонарушений.

Дополнил обсуждение поднятой проблематики модератор круглого стола, начальник юридического управления Минэкономики В.А.Хлабордов. Он отметил, что данная тема близка к экономике и организации управления. Есть определенные проблемы экономического характера, например, когда достижение определенных показателей правоохранительными органами расценивается как личная заинтересованность руководителя. А это, в свою очередь, влияет на поставленные руководителю цели.

Корректировка законодательства в части дифференциации ответственности госслужащих и лиц, осуществляющих управленческие функции в коммерческих организациях

 

Спикер представил участникам сравнительно-правовой анализ уголовного законодательства Беларуси, России и Украины в части ответственности госслужащих и лиц, осуществляющих управленческие функции в коммерческих организациях, за преступления против интересов службы. Акцент делался на различиях в подходах к криминализации посягательств против интересов службы названных субъектов. Так, в УК России ответственность за преступления против интересов службы в государственном и частном секторах предусмотрена в разных главах. В Беларуси же установлена (гл. 35 УК) равная ответственность за преступления против интересов службы для всех должностных лиц – работников как государственных, так и негосударственных учреждений, организаций, предприятий, независимо от формы собственности и публично-правовых или частно-правовых по содержанию функций. Также в УК России предусмотрен более широкий перечень преступлений в государственном и частном секторах, но не криминализированы как преступления управленцев коммерческих и иных организаций превышение полномочий, подлог документов и халатность.

В УК Украины, так же как и в УК Беларуси, ответственность за преступления должностных лиц в государственном и негосударственном (частном) секторах предусмотрена в одном разделе. Вместе с тем ответственность дифференцирована в разных статьях.

Завершая выступление, В.В.Лосев отметил, что сегодня в уголовном законодательстве Беларуси принципиальной дифференциации уголовной ответственности должностных лиц – госслужащих и лиц, осуществляющих управленческие функции в коммерческих организациях, нет. Вместе с тем такая дифференциация – это современная тенденция развития уголовного законодательства, уже реализованная в России и Украине. Данная тенденция требует пристального внимания и проработки для обоснования возможных направлений совершенствования белорусского уголовного закона.

 Адвокат обратил внимание участников на уже имеющиеся, но не используемые либо нуждающиеся в корректировке инструменты уголовного закона, которые могут стать критериями персонализации ответственности руководителей субъектов хозяйствования и будут способствовать отграничению их ответственности от ответственности представителей госорганов за аналогичные преступления.

Перспективными мерами А.Л.Чирва назвал:

1) расширение действия ст. 88-1 УК как нереабилитирующего основания прекращения уголовного преследования в отношении лиц, привлекаемых к уголовной ответственности, в частности, по ст. 431 УК;

2) применительно к тяжким составам преступлений, предусмотренным гл. 35 УК, корректировка ч. 1 ст. 88 УК, с закреплением возможности освобождения лица – представителя коммерческой организации не только по менее тяжким, но и по тяжким составам. Видится целесообразным создание так называемой гибридной нормы (включающей в себя положения ст. 88 и 88-1 УК применительно к названной категории лиц) как критерия освобождения от уголовной ответственности в случае доказанности вины, например, предусмотреть возможность уплаты так называемой уголовно-правовой компенсации в определенном размере причиненного преступлением ущерба (вреда), т.е. по аналогии с такими возможностями, которые имеются в ст. 88 УК по менее тяжким составам;

3) более активное применение иных мер уголовной ответственности, например, ч. 2 ст. 77 УК в отношении названной категории лиц по тяжким составам преступлений, предусмотренным гл. 35 УК;

4) корректировка ст. 88-1 УК, которая позволит ее применять судам на стадии рассмотрения уголовного дела. В частности, по уголовным делам, по которым обвиняемые не заключены под стражу. Нередко даже на стадии окончания предварительного следствия привлекаемый к уголовной ответственности, например, по ст. 210 УК представитель субъекта хозяйствования не в состоянии выполнить условия освобождения от уголовной ответственности, предусмотренные ст. 88 — 1 УК. Хотя на стадии рассмотрения уголовного дела может появиться возможность погашения ущерба, выполнения других условий ст. 88-1УК.

Декриминализация отдельных преступлений против порядка осуществления экономической деятельности

В.В.Хилюта отметил, что требование о пересмотре существующей системы уголовной ответственности за правонарушения в области предпринимательской деятельности заложено в Директиве № 4. Для выполнения поставленной задачи необходимо детально разобраться в сложившихся тенденциях и обозначить приоритеты модернизации уголовного законодательства в сфере экономической деятельности.

Характерными чертами либерализации могут являться гарантии личной неприкосновенности предпринимателей от уголовного преследования, ограничение правовых оснований для вмешательства правоохранительных органов в их деятельность, закрепление приоритета гражданско-правовых (экономических) средств в разрешении правовых конфликтов предпринимателей с государством.

В этой связи возможен выбор одного из следующих альтернативных вариантов уголовной политики:

а) Crime Control, когда специальные (особые) производства предстают в качестве инструмента, повышающего эффективность борьбы с экономической преступностью, которая является весьма опасным сегментом, угрожающим надлежащему функционированию экономической системы государства, социальному и общественному спокойствию;

б) Doing Business, когда специальные (особые) производства предстают в качестве инструмента либерализации экономического сектора и максимального снижения уголовно-правового риска для предпринимателей.

При первом из обозначенных подходов уголовно-процессуальный режим становится более жестким по сравнению со стандартным уголовным процессом, при втором – напротив, более мягким.

В этой связи наиболее актуальным является вопрос о выборе логичных и конструктивных законодательных решений, о создании эффективного уголовного закона, позволяющего выработать единую практику противодействия преступлениям в сфере экономической деятельности. Решение поставленного вопроса должно быть неразрывно связано с комплексным правовым воздействием, включающим в себя унификацию правовых предписаний различных отраслей, а также структурное изучение вопросов отраслевой и межотраслевой дифференциации ответственности, обоснованную криминализацию и декриминализацию составов преступлений в экономической сфере.

Таким образом, если вести речь о либерализации уголовного законодательства в сфере экономики, то данный процесс не должен быть точечным или же избирательным. Обозначенный вопрос необходимо решать системно. Суть текущего политического момента состоит в том, чтобы найти возможности для оптимального перехода от постсоветской парадигмы уголовной политики к демократической, социально-правовой модели отношений государства и бизнеса, общества и государства.

А.Л.Чирва особое внимание уделил обоснованию предложений по декриминализации ст. 243 и 242 УК.

Предложения по ст. 243 УК заключались в следующем:

1) перевести указанную норму в категорию административных правонарушений;

2) снизить максимальный срок лишения свободы на 1 год в санкции ч. 2 ст.  243 УК, т.е. перевести ее в категорию менее тяжких составов преступлений. Тем самым появятся правовые предпосылки к неприменению в отношении лиц, подозреваемых или обвиняемых по ч. 2 ст. 243 УК, меры пресечения в виде заключения под стражу по мотивам одной лишь тяжести;

3) снизить верхний и нижний пределы основного наказания по ч. 2 ст. 243 УК и ввести альтернативное наказание в виде штрафа;

4) предусмотреть освобождение от уголовной ответственности при перечислении в бюджет неуплаченных налогов, иных обязательных платежей (пеней за просрочку) до получения уведомления (предписания) о проведении проверки либо закрепить возможность такой уплаты после получения предписания.

Давая правовую оценку ст. 242 УК, спикер отметил, что в существующей редакции данной статьи нет указаний на объективную сторону (способ совершения преступления).  Это является предпосылкой к расширительному толкованию пределов привлечения к уголовной ответственности. Сегодня к уголовной ответственности по ст. 242 УК привлекаются, например, представители субъектов хозяйствования, осуществляющие после вступления в законную силу судебного постановления о взыскании кредиторской задолженности, законные по своей сути платежи, направленные на поддержание и развитие финансового состояния предприятия. Исходя из смысла примененной в статье категории (уклонение) эти действия не могут расцениваться в качестве такового. Аналогичной правовой оценке подлежат действия представителя субъекта по созданию дополнительных счетов для производства оплат, незаконному выводу безналичных денег на так называемые финансовые компании, иному сокрытию имеющихся средств от взыскания в рамках исполнительного производства.  В ст. 243 УК приведен надлежащий и исчерпывающий перечень способов совершения данного преступления, что делает невозможным необоснованное расширительное трактование границ перехода тех или иных действий представителей субъекта хозяйствования в уголовно наказуемые. В перечисленных случаях привлечение к ответственности по ст. 242 УК является необоснованным. Вопросы взыскания кредиторской задолженности, решаемые ст. 242 УК, по сути, являются дублирующими по отношению к объему исполнительных действий по взысканию такой задолженности, которых самих по себе достаточно.

Увеличение размера крупного и особо крупного ущерба (дохода) как признака состава преступления,
иное совершенствование административного и уголовного процессуального законодательства
(механизмы «сделки о признании вины», медиация)

 

Что касается размера крупного и особо крупного ущерба (дохода) как признака состава преступления, то здесь наиболее действенным видится дифференцированный подход, который поможет более адекватно определить оптимальный размер ущерба для разных по своей общественной опасности категорий преступлений. Это позволит устанавливать ответственность соразмерно причиненному вреду. Сегодня вопрос размера ущерба, сделки, дохода (как признака составов «экономических» преступлений) решен механистическим увеличением крупного размера с 250 до 1 тыс. БВ, особо крупного – с 1 до 2 тыс. БВ. Такой подход не решает главной проблемы – слишком низкой величины для коммерческих организаций, что актуально для ведения бизнеса и определения оснований ответственности руководителей.

Существенным направлением либерализации спикер назвал также совершенствование процессуального законодательства. Перспективными здесь представляются:

— исключение из уголовного процесса стадии возбуждения уголовного дела. Это, в частности, обяжет орган уголовного преследования после регистрации заявления о преступлении сразу приступить к производству неотложных следственных действий, сбору и закреплению доказательств, что повысит как оперативность, так и качество всего расследования. Реализация этого предложения позволит соблюсти процессуальные гарантии участников процесса (право на защиту, правовой статус и т.д.), повысит эффективность досудебного производства;

— отказ от проведения доследственной проверки. Проверочные мероприятия могут длиться месяцами, что сопоставимо со сроками следствия. При этом собранные материалы имеют значение для решения только одного вопроса – о возбуждении уголовного дела, в рамках которого результаты проверки закрепляются и дублируются проведением следственных действий. Это ведет к громоздкости процесса, увеличению процессуальных сроков, затратности, что особенно чувствительно для бизнеса, заинтересованного в скорейшем разрешении дел. Кроме того, на практике часто возникают ситуации, когда данных для возбуждения уголовного дела недостаточно, а их получение возможно только путем проведения процессуальных мероприятий, допустимых исключительно в рамках уголовного дела (обыски, выемки, допросы и т.д.).

Среди других инициатив по либерализации уголовного и административного процесса А.А.Сосновский также отметил:

— расширение оснований применения примирительных процедур, в том числе «медиации», в гражданском и хозяйственном судопроизводстве;

— использование механизмов так называемой сделки о признании вины, который успешно функционирует во многих странах (например, в США, Грузии, России и др.);

— отказ от уголовного преследования в связи с малозначительностью деяния.

Реализация указанных перспектив позволит решить сразу несколько задач: упростить процесс, сэкономить на уголовной репрессии, возместить потерпевшему ущерб, снизить нагрузку на следователей и судей.