Статья посвящена правовому регулированию возможности использования примирительных процедур, в том числе медиации, в исполнительном производстве, возможности обязательной медиации, использования одновременно мирового и медиативного соглашения.

Изучены научные исследования, последние изменения в действующем законодательстве, посвященном этим вопросам в Республике Беларусь и Российской Федерации.

Рассматривая примирительные процедуры, в том числе медиацию в качестве реальной возможности в повышении степени эффективности в исполнительном производстве, никак не обойтись без исследования состояния и перспектив их правового регулирования.

Научные статьи и статьи практикующих медиаторов, посвященные вопросам правового регулирования примирения и медиации в исполнительном производстве в Республике Беларусь за последние пять — семь лет, отыскать можно, кроме того, к большому удовлетворению, и статьи, свидетельствующие об использовании медиации в конкретных примерах исполнительного производства (хоть и небольшое количество). Но комплексных и системных научных работ пока не обнаружено.

В Российской Федерации подобных научных статей значительно больше.

Все более расширяющаяся практика применения примирительных механизмов в исполнительном производстве в конкретных случаях, о чем свидетельствуют не только публикации, но также обобщающие и руководящие постановления высших органов судебной власти — Российской Федерации и Республики Беларусь, подтверждают зарождающуюся тенденцию активного использования медиации и иных примирительных процедур даже на стадии принудительного исполнения.

Подтверждением такого вывода является и неспешное совершенствование законодательства об исполнительном производстве в смысле применения примирительных, в том числе медиативных, процедур.

В последней редакции Закона N 439-З предусмотрены правовые нормы, установившие, что:

заключение соглашения о применении медиации приостанавливает исполнительное производство до прекращения медиации (абз. 15 ч. 1 ст. 51);

заключение медиативного соглашения, в свою очередь, является императивным основанием для прекращения исполнительного производства (ст. 52), а также для снижения на 50% размер принудительного сбора (ч. 4 ст. 120).

По нашему представлению, всего перечисленного недостаточно, чтобы институты примирения полноценно «служили» обществу, государству, суду, человеку через призму права.

В соответствии с абз. 7 ст. 1 Закона N 439-З исполнительное производство — применение работниками органов принудительного исполнения при исполнении исполнительного документа (судебных постановлений и иных исполнительных документов) мер, направленных на восстановление нарушенных прав и законных интересов взыскателя, соблюдение и охрану интересов государства, конечно, по основаниям и в порядке, установленным Законом N 439-З и иными актами законодательства.

Представляется, что такое определение исполнительного производства нельзя признать полным, поскольку оно не учитывает права и законные интересы других лиц, а именно даже тех субъектов, которые перечислены в ст. 1 Закона N 439-З: должника, третьего лица, представителя, участника торгов, хранителя имущества и иных лиц. Исполнительное производство не есть улица с односторонним движением, где участниками являются взыскатель и государство в лице судебных исполнителей.

Такая дефиниция исполнительного производства не учитывает и другие правовые нормы Закона N 439-З.

В частности, Закон N 439-З установил следующие принципы исполнительного производства (абз. 2, 4 ст. 5):

— принцип законности. Следовательно, закон нельзя нарушать не только в отношении взыскателя и государства, но и всех других лиц, чьи права и законные интересы затрагиваются принудительным исполнением;

— равноправия и добросовестности сторон исполнительного производства. Отсюда вытекает, что в исполнительном производстве есть стороны, которые не нашли взаимоприемлемого решения спора даже с помощью судебного решения и сохраняют разногласия в отношении предмета спора даже в исполнительном производстве.

Непонятно, по каким причинам стороны не названы в ст. 1 Закона N 439-З, где раскрываются основные его термины. Но в последующих статьях, главах и разделах сторонам исполнительного производства — взыскателю и должнику — посвящено большое количество правовых норм, их целому комплексу прав и обязанностей (ст. 17, 18 Закона N 439-З).

Среди прав сторон исполнительного производства трудно не заметить и такие права, как:

— знакомиться с материалами исполнительного производства, делать выписки из документов, содержащихся в материалах исполнительного производства, снимать за свой счет их копии;

— представлять дополнительные материалы, подавать заявления, ходатайства;

— участвовать в совершении исполнительных действий, давать объяснения в устной и (или) письменной формах в процессе совершения исполнительных действий;

— приводить свои доводы по всем вопросам, возникающим в процессе исполнения исполнительного документа, возражать против ходатайств и доводов других участников исполнительного производства (ч. 1 ст. 18 Закона N 439-З). То есть это права, в том числе свидетельствующие о действии принципа диспозитивности и на этой стадии, где уместно примирение, включая медиацию, тем более после отрыва данной стадии развития отношений между взыскателем и должником от судопроизводства и предоставления ему вполне автономной самостоятельности.

Добровольное неисполнение судебного решения сторонами, передача его в стадию принудительного исполнения означает, что суд только констатировал в своем решении права и обязанности сторон. А реализовать их на этой новой стадии нужно будет с определенной долей независимости. И конфликт между сторонами не исчерпан, он продолжается в новых условиях и его можно урегулировать.

Поэтому не случайно, а закономерно в последней редакции Закона N 439-З появилось и право сторон исполнительного производства до его окончания заключить мировое соглашение, утверждаемое судом в порядке, установленном процессуальным законодательством, или медиативное соглашение (абз. 8 ч. 1 ст. 18).

Если быть последовательным, то в ближайшей перспективе нужно предусмотреть в ст. 18 Закона N 439-З и обязанность сторон исполнительного производства представлять информацию судебному исполнителю о предпринятых усилиях к примирению в исполнительном производстве. Когда весь комплекс стремлений конфликтующих сторон к примирению, предпринятых до судебного разбирательства, в суде и в исполнительном производстве не будет исчерпан, тогда у государства в лице судебных исполнителей не будет уверенности, что они использовали свой ресурс сохранить свои отношения миром. Тогда у государства появляется полноценное право полностью перейти к принудительному механизму исполнения судебного решения или иного правового акта, отнесенного законодательством к исполнительным документам.

Поэтому можно представить и новую дефиницию исполнительно-процессуальных отношений. Исполнительно-процессуальные отношения — правовые отношения, возникающие между уполномоченными государством организациями и их должностными лицами, с одной стороны, взыскателями и должниками — с другой, по поводу исполнения судебных актов и иных исполнительных документов, включая примирение между сторонами исполнительного производства, а при недостижении примирения — возложение на должников (граждан, организации или бюджеты всех уровней) обязанности по передаче взыскателям (другим гражданам, организациям или в соответствующие бюджеты) денежных средств и иного имущества либо совершение в их пользу определенных действий или воздержание от совершения этих действий.

В настоящее время задачами исполнительного производства являются восстановление нарушенных прав и законных интересов граждан, в том числе ИП, юрлиц, организаций, не являющихся юрлицами, соблюдение и охрана интересов государства посредством правильного, полного и своевременного исполнения исполнительных документов (ст. 4 Закона N 439-З).

Такая формулировка задач исполнительного производства будет выглядеть еще более приемлемой, если будет содержать упоминание о возможном примирении его сторон. Смысл такой поправки заключается в том, что если взыскатель и должник заключат мировое или медиативное соглашение, то отпадет необходимость производить принудительное исполнение исполнительных документов и потенциально создавать возможность нового конфликта. Правы те авторы, которые считают, что примирение должника и взыскателя по своей сути соответствует конечной цели исполнительного производства — реальному восстановлению нарушенных или оспариваемых прав и законных интересов.

Логика о примирении сторон исполнительного производства сохраняется и в том смысле, что каждая из судебных стадий развития отношений между спорящими сторонами предоставляет им право на примирение. И эту тенденцию потенциального примирения следует сохранять не столько для возможного эффективного окончания отношений между сторонами, сколько для мирного их развития в постконфликтных периодах и возникновения новых отношений. Лишить стороны такого права было бы абсурдным.

Вопрос примирения в исполнительном производстве достаточно широко обсуждается в Российской Федерации с различными вариациями.

Имеется, например, такое мнение, что мировое соглашение (можно подумать и о медиативном соглашении) призвано уже не урегулировать спор, а определить последовательность действий по исполнению должником признанных обоснованными судом требований.

По нашему мнению, такой подход нельзя признать единственным и правильным. Когда исполнительное производство было составной частью судопроизводства, его завершающей стадией, тогда смысл и логика могли заключаться в точном исполнении судебного решения посредством заключения мирового и медиативного соглашения.

Но в настоящее время исполнительное производство — самостоятельное производство. И поэтому мировое и медиативное соглашения должны предоставлять сторонам больше свободы в выборе приемов исполнения исполнительного документа, вплоть до новации в продолжении отношений между сторонами. Ведь существо этих отношений представляет, как правило, большую ценность для сторон, государства и общества, нежели процессуальная форма в виде судебного акта. В противном случае пришлось бы затратить немалые усилия по отмене этого судебного акта, чтобы открыть дорогу мировому или медиативному соглашению.

Наоборот, заслуживает внимания мнение тех авторов, которые полагают, что законодатель не случайно закрепил право сторон на заключение мирового и медиативного соглашений на стадии принудительного исполнения судебных актов. Тем самым законодатель подчеркнул, что стороны вправе урегулировать уже разрешенный спор на условиях, отличных от содержания резолютивной части судебного акта, исходя из учета собственных интересов. Главное, чтобы такие условия не противоречили закону и не затрагивали права других лиц. Более того, разрешение спора в суде редко приводит к устранению действительного конфликта, суд рассматривает лишь некоторые его проявления. Ведь основной причиной, по которой исполнение судебных решений и актов иных юрисдикционных органов является длительным и неэффективным, выступает фактическое противостояние конфликтующих сторон, несмотря на вынесенное решение суда и разрешенный спор о праве.

Трудно согласиться и с мнением тех авторов, которые полагают, что для того, чтобы взыскатель и должник достигли взаимовыгодных условий и пришли к твердому убеждению о заключении мирового соглашения (соглашения о примирении), видится целесообразным применение такого современного вида примирительных процедур, как медиация.

Во всяком случае не следует воспринимать данный тезис как предложение о необходимости обязательного проведения медиации с целью заключения мирового соглашения. Медиативные технологии могут использоваться и в этом случае. Но посредник между конфликтующими сторонами вправе и должен разъяснить сторонам исполнительного производства преимущества каждой из названных форм примирения. Если же буквально воспринимать озвученное выше предложение, то сторонам придется заключить вначале медиативное соглашение, а потом мировое соглашение. Столько «добровольности» у сторон может и не оказаться.

Но истинная добровольность сторон для примирения в исполнительном производстве имеет большое значение. Ведь есть большое количество категорий споров, конфликтов и возможных исполнительных производств, по которым без доброй воли сторон их невозможно исполнить вообще, даже принудительно.

Не менее важны и такие принципы медиации для практического применения примирительных процедур в исполнительном производстве, как конфиденциальность, сотрудничество и равноправие сторон, беспристрастность, независимость медиатора и иные (ст. 3 Закона N 58-З).

Одновременно нужно помнить, что исполнительное производство в процессуальном смысле является не первоначальным производством по урегулированию и разрешению конфликтов (споров), а скорее, окончательным. И поэтому имеет свои специфические особенности.

Дискуссионным является вопрос о внедрении обязательной медиации в исполнительном производстве. Есть как сторонники такого варианта, так и его противники.

К первым нужно отнести тех авторов, кто предлагает провести «…правовой эксперимент, сделав медиацию обязательным этапом исполнительного производства после возбуждения последнего (например, в первую очередь — по социально значимым делам, во вторую — по всем исполнительным делам, возбуждаемым на основании исполнительных листов)».

В Бельгии и Швеции были приняты законы об исполнительном производстве по семейным спорам, которые, в частности, делают медиацию обязательным элементом исполнительного производства.

На наш взгляд, обязательную медиацию в исполнительном производстве имеет смысл вводить поэтапно или в виде эксперимента, чтобы проверить на практике ее эффективность. Например, на первом этапе можно ввести обязательную медиацию при исполнении судебных актов по отдельным категориям семейных дел, например, об отобрании детей, а также трудно исполнимым категориям корпоративных споров (о проведении общего собрания и т.п.) и некоторым другим, тем более что в Республике Беларусь уже сложилась правотворческая практика регулирования обязательной медиации по отдельным семейным спорам, обязательный претензионный порядок и медиации по экономическим делам и практика применения.

В целом же большинство авторов белорусских, российских и других государств, исследовавших состояние дел в исполнительном производстве, а также возможность использования в нем примирительных процедур, сходятся в одном общем мнении: не только можно, но и необходимо активно применять на стадии исполнения медиацию и другие примирительные процедуры. Называются и существующие формальные препятствия на этом пути.

«Следует помнить, что в рамках исполнительного производства правовой спор не возникает, поскольку предполагается, что он уже был заявлен и разрешен в судебном порядке. Однако при этом между сторонами исполнительного производства имеется конфронтация, которая в большей степени мешает достойному исполнению судебного решения (акта иного органа). Пожалуй, именно здесь способы АРС могут найти применение и оказать неоценимую помощь».

Актуальность этой мысли не утрачена и сегодня, как видно из описанных выше изменений в действующем законодательстве. Более того, нужно говорить о заинтересованной активизации нормотворческих органов, судебных исполнителей и практикующих медиаторов наших государств в этом вопросе, имея в виду сближение и унификацию законодательства о медиации и исполнительного производства.

За примерами ходить долго не придется. Так, в Законе N 58-З, например, словосочетания «исполнительное производство» мы не обнаружим, как и в Федеральном законе от 27.07.2010 N 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)». А в процессуальных законах уже что-то есть, как описано выше.

Завершая эту небольшую дискуссию-исследование по вопросу использования различных механизмов примирения в исполнительном производстве (медиации, переговоров, мирового соглашения и т.д.), следует отметить, что здесь еще не хватает единой или скоординированной воли государства в лице его органов исполнения, общественных структур, занимающихся примирением и медиацией, с целью радикального повышения эффективности исполнительного производства. А цели того заслуживают: интересы сторон исполнительного производства, авторитет власти и общества, снижение нагрузки в судах и у судебных исполнителей.