В юриспруденции общепризнанным является факт, что любое хищение совершается не только умышленно, но и с корыстной целью. Однако вопрос о том, что включает корыстная цель и какие именно действия могут подпадать под определение корысти, продолжает оставаться дискуссионным как в науке уголовного права, так и в правоприменительной практике. 

Подходы к толкованию содержания корыстной цели

Сегодня существуют два основных подхода к вопросу о содержании корыстной цели в составе хищения. Корыстная цель может толковаться:

— либо слишком широко – как стремление распорядиться имуществом как своим собственным, извлечь выгоду для себя и/или иных лиц, круг которых не ограничен;

— либо слишком узко – как стремление к личному обогащению, обращение имущества в свою пользу или пользу близких лиц.

Такая ситуация порождает неопределенность на практике и позволяет ситуативно толковать нормы уголовного закона. Приведем в качестве примера материалы одного уголовного дела.

Заведующая районного отдела ЗАГС предлагала гражданам оплачивать услуги ЗАГС наличными в таком же размере, как если бы они оплачивали эти услуги официально через банк, передавая деньги ей. Так, по ряду эпизодов было установлено, что заведующая выезжала на регистрацию свадеб, однако граждане не оплачивали регистрацию бракосочетания в установленном порядке (не вносили деньги на банковский счет), а рассчитывались с заведующей на месте. Полученные таким образом деньги полностью тратились на нужды ЗАГС: обновлялся интерьер, ремонтировалась крыша и т.д. Это было связано с тем, что в районном бюджете не было предусмотрено необходимых средств, поэтому деньги были нужны, чтобы не довести отдел ЗАГС до плачевного состояния. Органами предварительного следствия было возбуждено уголовное дело по ст. 210 УК (хищение путем злоупотребления служебными полномочиями). Однако в процессе расследования встал вопрос, есть ли действительно здесь признаки хищения чужого имущества, в частности корыстная цель.

Как видно, основная проблема в данном примере свелась именно к тому, что заведующая лично себе денег не брала, а полностью расходовала их на нужды ЗАГС, что подтверждалось сохраненными ею чеками. Иначе говоря, заведующая не приобретала вещи, которыми бы она лично пользовалась и извлекала бы из этого какую-либо выгоду для себя. Выгода заведующей извлекалась, но не корыстная, а на языке закона – «иная личная». Тем не менее если даже допустить, что это была иная личная заинтересованность, то она (иная личная заинтересованность) не является признаком хищения, поскольку характеризует иной, некорыстный мотив совершения деяния.

Если в данном случае толковать корыстную цель слишком узко – именно как присвоение чужого имущества безотносительно того обстоятельства, как лицо распорядилось похищенным, то в такой ситуации корыстная цель действительно усматривается, соответственно, дальше необходимо вести речь о хищении. То есть каким образом лицо распорядилось похищенным имуществом (куда и на что именно тратились деньги), нас не интересует. Это, в принципе, так (применительно к распоряжению имуществом), но тогда возникает следующий вопрос: действительно ли в такой ситуации не имеет значения мотив совершения хищения? Ставя вопрос иным образом, отметим: почему при незаконном изъятии имущества вообще никакого значения не имеет факт, с какой целью было совершено противоправное деяние и куда именно предназначалось расходовать полученные незаконным образом денежные средства? Ведь в рассматриваемом случае обогатилась не заведующая ЗАГС, а госорган, как юридическое лицо, поскольку за счет недополученных денежных средств бюджета района улучшилось его материально-техническое состояние.

В таком случае мы не можем говорить о том, что заведующая брала деньги себе, а потому ими распоряжалась как хотела, т.е. улучшала материальное состояние ЗАГС. Представляется, что все-таки ситуация выглядит иным образом. У заведующей отсутствовала именно корыстная цель, поэтому нельзя вести речь о совершении ею хищения чужого имущества путем злоупотребления служебными полномочиями.

На данную проблему можно посмотреть и с другой стороны. С точки зрения социальной справедливости нельзя ставить на одну чашу весов случаи, когда, например, главный бухгалтер незаконно начисляет себе и своим близким заработную плату и присваивает эти деньги, тратя их на свои нужды; и случаи, когда тот же главный бухгалтер из жалости или альтруистических соображений перечисляет деньги организации, не имея на то права, в детский дом для одиноких и оставшихся без родителей детей-сирот (при этом личного интереса бухгалтера там никакого нет). Говорить здесь о том, что уголовный закон не проводит никакой дифференциации и не видит разницы, оценивая действия главного бухгалтера и в первом и во втором случае одинаково, крайне сурово и несправедливо. В данном случае важна именно психологическая составляющая, т.е. большое значение имеет мотив совершения преступления.

Поэтому, на наш взгляд, указанные ситуации следует разделять, и в подобных случаях ответственность не должна быть одинаковой, поскольку это разные действия с точки зрения субъективной составляющей лиц, их совершающих, и преследуемых ими целей. Отчасти сегодня уголовный закон это и делает, устанавливая в ст. 217 УК уголовную ответственность за незаконное безвозмездное отчуждение в значительном размере (т.е. на сумму боле 40 базовых величин на день совершения преступления) чужого имущества, вверенного виновному, при отсутствии корыстной цели.

Рассматривая данную ситуацию, следует также сказать о том, что вопрос об отсутствии признаков хищения здесь следует ставить не только потому, что отсутствует корыстная цель, но и потому, что виновное лицо не завладело имуществом из государственных фондов. Эти деньги как бы предназначались государству, но еще не успели поступить. Поэтому заведующая отделом ЗАГС как бы не изымала имущество (денежные средства) из соответствующего бюджета. Более того, она не обладала полномочиями по приему наличных денег от граждан. Эти средства не были оприходованы и не числились на балансе организации. Следовательно, в таком случае можно вести речь о причинении имущественного ущерба без признаков хищения, т.к. эти деньги все равно предназначались государству, и неполучении должного. Это классическая ситуация для ст. 216 УК (причинение имущественного ущерба без признаков хищения). И если такой ущерб составил 40 базовых величин и более, то только тогда речь может идти о привлечении лица к уголовной ответственности, иначе имеет место административная ответственность, предусмотренная ст. 10.7 КоАП. Препятствием здесь является только то обстоятельство, что, как указано в ст. 216 УК, лицо должно извлечь имущественную выгоду. Но заведующая отделом ЗАГС не извлекала для себя или близких никакой имущественной (материальной) выгоды, лично не обогатилась за счет полученных и обращаемых на нужды ЗАГС средств. Это указывает на то, что она действовала бескорыстно, а стало быть, и признаки преступления, предусмотренного ст. 216 УК, в ее действиях отсутствуют.

Проблемы квалификации по признаку должностного лица

Как указывают работники правоохранительных органов, ст. 216 УК имеет много общих признаков со ст. 424 УК (злоупотребление властью или служебными полномочиями). Однако если в ст. 424 УК обязательным субъектом является должностное лицо, то в ст. 216 УК такого указания нет. Это обстоятельство позволяет многим ученым и работникам правоохранительных органов делать весьма тонкий вывод: если имущественный ущерб организации или государству причиняет должностное лицо, то в такого рода ситуациях необходимо вести речь исключительно о ст. 424 УК, а не о ст. 216 УК <*>. Иначе говоря, речь идет об общей и специальной уголовно-правовых нормах, и в случае конкуренции между ними действовать должна специальная норма (в нашем случае – ст. 424 УК).

По этому вопросу обычно в уголовно-правовой литературе утверждается, что если должностное лицо, злоупотребляя своими служебными полномочиями, совершает деяние, выражающееся с объективной стороны в причинении имущественного ущерба на сумму в 250 базовых величин, то имеет место именно злоупотребление властью или служебными полномочиями <*>, поскольку такое деяние совершается исключительно должностным лицом. В связи с этим следует четко различать служебные полномочия должностного лица и его сугубо профессиональные обязанности, не являющиеся должностными. Следовательно, ответственность за причинение имущественного ущерба по ст. 216 УК может наступать только в отношении того должностного лица, которое для причинения имущественного ущерба использует лишь профессиональные, а не должностные полномочия. И поскольку ст. 216 УК не содержит специального квалифицирующего признака «с использованием должностных полномочий», то при причинении имущественного ущерба с использованием служебных полномочий ответственность должна наступать только по ст. 424 УК (при наличии всех признаков этого состава преступления).

Отметим, что практика не всегда придерживается данных постулатов и часто по ст. 216 УК осуждаются и должностные лица, которые при совершении противоправного деяния используют именно свои служебные полномочия.

Судебная практика

К., являясь управляющим по делу о банкротстве ИЧУП «К», в период с 27.03.2001 по 04.04.2002 принял под отчет для дальнейшей реализации 39 наименований имущества ИЧУП «К» на сумму 7 954 716 бел. руб. (до деноминации). Умышленно снижая цены на имущество, подлежащее реализации, не согласовывая это с собранием кредиторов, К. продавал его по сниженным ценам, чем нарушил требования ст. 130  – 142 Закона о банкротстве, в результате чего ООО «ПолиТорг» (кредитору) был причинен имущественный ущерб на сумму 4 552 822 бел. руб. (до деноминации), являющийся ущербом в крупном размере. Суд признал К. виновным в причинении имущественного ущерба без признаков хищения, совершенного в крупном размере <*>.

В данном случае управляющий по делу о банкротстве является должностным лицом, и были все основания ставить вопрос о привлечении его к уголовной ответственности по ст. 424 УК, а не по ст. 216 УК, но правоприменительные органы решили иначе. Значит, можно предположить, что, с точки зрения правоприменителя, критерии отграничения ст. 216 УК от ст. 424 УК могут быть и иные, и они не связаны только со статусом субъекта.

Действительно, прокурорско-следственная практика знает немало случаев привлечения к уголовной ответственности именно должностных лиц, которые используют свои полномочия для совершения противоправных деяний, по ст. 216 УК. Чаще всего это делалось именно потому, что невозможно было доказать то обстоятельство, что должностное лицо, злоупотребляя своими полномочиями, совершало деяние вопреки интересам службы.

Судебная практика

Приговором Минского городского суда Б. и М.  признаны невиновными и оправданы по ч. 2 ст. 216 и ч. 2 ст. 380 УК за недоказанностью участия в совершении преступлений. Определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь приговор оставлен без изменения, а кассационный протест – без удовлетворения. Органом предварительного расследования Б. и М. предъявлено обвинение в том, что Б., являясь соучредителем ООО «Д-91», по предварительному сговору с М. – директором ООО «Д-91», действуя в группе лиц и имея умысел на причинение имущественного ущерба в крупном размере без признаков хищения, путем обмана сотрудников ЖРЭО причинили ущерб в крупном размере посредством извлечения имущественных выгод при отсутствии признаков хищения. М. во исполнение своей роли изготовила поддельную копию лицензии на право осуществления ООО «Д-91» розничной торговли и общественного питания, заведомо для обвиняемых свидетельствующей о фактическом осуществлении розничной торговли, что, в свою очередь, дает право на применение пониженного коэффициента 0,5 к базовой ставке арендной платы, после чего Б. через П., не осведомленного о его преступных намерениях, представил заверенную копию указанной лицензии с целью извлечения имущественной выгоды за арендуемые площади торговых помещений в ЖРЭО. На основании этого работники ЖРЭО необоснованно сделали перерасчет размера задолженности ООО «Д-91» по арендной плате в сторону уменьшения на сумму 27 861 657 бел. руб. (до деноминации). Суд пришел к выводу о недоказанности совершения Б. и М. преступлений, поскольку представленные стороной обвинения доказательства являются недостаточными для вывода об их виновности по предъявленному обвинению. Причиной постановления приговора явилась различная оценка следствием и судом собранных по делу доказательств. 

Как видно, и в данном случае М. являлась должностным лицом, однако обвинение ей было предъявлено по ст. 216 УК. Это опровергает доводы на предмет того, что субъектом причинения имущественного ущерба без признаков хищения не может быть должностное лицо, и в подобных ситуациях действия должностных лиц должны квалифицироваться по ст. 424 УК.

С этой точки зрения нельзя решать вопрос сугубо в той плоскости, что ст. 216 УК является общей по отношению к ст. 424 УК. И если причинение имущественного ущерба без признаков хищения совершается должностным лицом, то в таком случае вопрос необходимо ставить о применении ст. 424 УК. Даже если какие-то элементы указанных составов преступлений совпадают, это не дает оснований для вывода о конкуренции указанных правовых норм и применении правила о действии общей и специальной нормы. Это совсем разные нормы, и указанное правило квалификации здесь неприменимо.