Герой этой статьи считается основателем новой белорусской литературы и самым изученным классиком Беларуси. Для такого утверждения, казалось бы, в наличии все предпосылки. В частности, в 2018 году отмечалось 210 лет со дня его рождения. Пожалуй, период в две сотни лет – время достаточное, чтобы изучить биографию вдоль и поперек. При этом одна из последних научно-популярных работ, посвященных ему, вышла как раз в юбилейном 2018 году. Она представляет собой увесистый фолиант объемом в 600 страниц. И уж поверьте мне на слово, новых тайн там действительно раскрыто превеликое множество. Этот сенсационный сборник не мог не привлечь моего внимания.

Листая новую книгу об одном из самых славных наших классиков, имя которого хорошо известно каждому школьнику, невольно задавался вопросом: а насколько ему была близка юриспруденция? Неужто он также наш коллега по цеху? Ответ на этот вопрос, скорее, утвердительный, нежели отрицательный. Однако обо всем по порядку.

«Круглый сирота» и тайна крещения

Итак, наш герой родился 23 января 1808 года. Как свидетельствует запись в метрической книге Бобруйского парафиального костела, новорожденный был крещен в первый же свой день. Вероятнее всего, младенец был настолько слаб здоровьем, что опасались за его жизнь. Этим обстоятельством было обусловлено столь поспешное крещение. Причем обряд провели не полностью, а только частично – крестили одной водой. Помазания елеем, судя по всему, не было. Однако вопреки опасениям родителей и ксендза мальчик выжил.

Место рождения нашего героя – деревенька Панюшкевичи Бобруйского повета. Как свидетельствует Википедия, в 1999 году здесь проживало 10 человек, а в 2010 – всего 3. Сейчас этой деревеньки, скорее всего, уже не существует. Во всяком случае, тенденция, зафиксированная в Википедии, весьма показательна.

Долгое время считалось, что родители нашего героя умерли в самом раннем его детстве и он был круглым сиротой. Такие выводы базировались на содержании его прошения в Минское дворянское собрание, которое он подал в 1832 году в возрасте 24 лет. В частности, оно начиналось словами: «С детства осиротевший и имея небрежную родню, я совершенно не имел никого, кто бы занялся нашей родословной».

Однако озвученная информация соответствует реальности только частично. Как показывают новейшие исследования, отец нашего героя действительно умер через 3 месяца после его рождения, однако мать прожила еще 20 лет. Таким образом, на момент подачи прошения он все же был круглым сиротой, но не являлся таковым с раннего детства.

Про нашего героя длительное время писали, что он родился в обедневшей семье. При этом его отец был арендатором имения, которое состояло из 160 дворов и насчитывало 1000 крестьянских душ. «Как можно было быть крайне бедным при таком имуществе?» – справедливо восклицает историк, автор новой книги про нашего классика (разве что арендатор крайне неумело вел хозяйство). И с ним вполне можно согласиться.

В целом изучение документов о людях, которые составляют гордость нашей нации, показывает, что в отношении многих из них можно отметить чисто белорусскую и весьма характерную черту, такую как «подчеркнутая скромность и показная бедность». Хотя при ближайшем рассмотрении их биографий есть немало поводов усомниться в этом.

Падение в обморок

Системное познание окружающего мира для нашего героя началось в Бобруйской гимназии. Видимо, именно там он полюбил такие предметы, как польский и латинский языки, чистописание и литература. В дальнейшем, как утверждают исследователи, он обучался в столице Российской империи – Санкт-Петербурге, в лучшем университете страны на… медицинском факультете. В университет он поступил в 1824 году, а покинул его в 1827 году, не завершив обучения.

Столь неожиданное расставание с лучшим университетом страны трактуют по-разному. Одни предполагают, что его больше привлекала карьера чиновника, а не врача, поэтому он вернулся в Беларусь и продолжил службу в различных государственных учреждениях Российской империи вплоть до 1839 года. Другие намекают на нехватку денежных средств на проживание в столице и оплату учебы. Третьи настаивают, что при первом же анатомировании трупа наш герой просто упал в обморок. После этого случая более медициной заниматься не пожелал.  Как на мой взгляд, третья версия вполне себе логичная.

Любовь с первого взгляда

Вернувшись в Минск, наш герой устроился работать к регенту (адвокату) Барановскому. В этом случае он впервые предельно близко столкнулся с миром юристов. Здесь все было значительное, каждое слово – веское, каждая бумага – важная. Вероятнее всего, он занимался переписыванием документов под диктовку адвоката, выполнением каких-то мелких поручений (вроде доставки судебной корреспонденции), взаимодействовал с клиентами и т.п.  Умный и наблюдательный парнишка все схватывал на лету, от него не ускользали малейшие детали в работе адвоката с его клиентурой. Правоустанавливающие документы, доверенности, судебные тяжбы – все это вошло в повседневную жизнь нашего героя. Практика длилась примерно 3 года.

При этом в нем говорила еще и молодость. К немалому удивлению адвоката и его супруги наш герой влюбился в их юную дочь Юзефу Барановскую. И она ответила ему взаимной симпатией. Однако на официальное прошение благословить их брак родители Юзефы ответили категорическим отказом. Пикантность ситуации была в том, что скромный мальчишка – переписчик бумаг, которому уважаемый адвокат дал кусок хлеба и фактически спас от голодной смерти, позарился на самое большое богатство в семье адвоката – наследницу и единственную дочь. В этом случае немалую роль сыграла разница в имущественном положении влюбленных. Она – дочь преуспевающего адвоката, он – перебивающийся с хлеба на воду молодой человек в начале жизненного пути. Естественно, что паренька вытолкали взашей.

И здесь происходит первое в жизни нашего героя событие, когда ему пришлось столкнуться лицом к лицу со всей мощью уголовных законов Российской империи, ибо влюбленные решили оформить свой брак вопреки воле родителей невесты.

Незамедлительно мать невесты подала заявление на имя минского временного военного губернатора. Она, в частности, утверждала, что наш герой похитил и силой удерживает в своей квартире на Троицкой горе (там, где ныне Большой театр оперы и балета) ее 14-летнюю дочь.  Просьбы родителей несовершеннолетней отпустить ее наш герой оставил без внимания. При этом якобы угрожал порезать бритвой всякого, кто осмелится приблизиться к его возлюбленной. Кроме того, нашего героя обвиняли в краже перстня с бриллиантом.

Слезные мольбы матери несовершеннолетней невесты были услышаны властями, и они провели собственное расследование.

Его результаты были не менее сенсационными. Молодожены вступили в брачный союз тайком от родителей. Но при этом все же с максимально возможным соблюдением традиций, обычаев и законов. Первоначально их венчали при свидетелях в униатской церкви в Сенице (вблизи Минска).

При этом выяснилось, что на самом деле никакого похищения невесты не было. Фактический возраст новобрачной составил 16 лет. Это подтверждала предъявленная метрика. Брак был заключен по обоюдному согласию. Дочь адвоката сама отказалась покинуть жилище любимого, а кольцо с бриллиантом она взяла в дом мужа, поскольку считала его своей собственностью. Короче говоря, оснований, достаточных для аннулирования брака, власти не нашли.

Повторное венчание с соблюдением всех правил состоялось в костеле Минского женского католического монастыря бернардинок (сейчас это Свято-Духов кафедральный собор на Немиге).

Путевка в жизнь

Следующая должность нашего героя – переводчик в Минской духовной консистории. Он переводил различные архивные документы с польского языка на русский. Эта должность открывала перед ним весьма заманчивые перспективы, если правильно ею было распорядиться.

Трудоустройство нашего героя в Минскую духовную консисторию многие связывают с именем человека, широко известного в то время.  Злопыхатели утверждали, что устроили его туда «по блату» и сделано это было якобы по протекции митрополита Станислава Богуш-Сестранцевича, самого авторитетного католического деятеля Российской империи тех времен. Более 50 лет он стоял во главе Римско-католической церкви в России. Представляется, что нашему герою было в удовольствие намекать на родство с весьма влиятельным церковным иерархом. Хотя, как выяснилось сейчас, родственник он был весьма дальний, а к моменту назначения нашего героя на должность его влиятельного родственника уже несколько лет как не было в живых.

Как указывают некоторые современники нашего героя, должность, на которую он трудоустроился в консистории, была неоплачиваемой. Однако нет худа без добра, он сумеет ее монетизировать.

Параллельно в 1827 – 1829 годах наш герой работал и учился в Минском уездном межевом суде на каморника или, говоря другими словами, землеустроителя, то бишь он стал специалистом по топографической съемке, измерениям и размежеванию земельных угодий.

В быту землеустроителя даже сейчас часто называют старинным словом «землемер», и наша фантазия быстро рисует человека с деревянным мерилом, подобным огромному циркулю. С ним землемеры уже сотни лет шагают по полям, высчитывая их длину и ширину. Но это не единственная их функция. В их обязанности входят ведение учета земли, переоформление права на владение землей, подготовка документов для проведения аукционов. Государственный контроль за рациональным использованием и охраной сельскохозяйственных земель также в компетенции землеустроителя. Как подсказывают исторические энциклопедические издания, в нашем средневековом государстве – ВКЛ в XVI – XVII веках каморник – геодезист-землеустроитель, член подкаморского суда.

Именно слово «землемер» в отношении нашего героя мы встречаем в архивных документах.  В 1832 году на имя минского губернского предводителя дворянства Льва Ошторпа от нашего героя поступило то самое знаменитое прошение, которое начиналось словами: «С детства осиротевший…».

Поскольку для нас архиважна именно должность просителя, то мы приведем ее дословно, как указано в документе: «Представлено прошение состоящим при делах Минской палаты уголовного суда бывшим землемером Минского уездного межевого суда».

Таким образом, наш герой в юношестве был сотрудником адвокатского бюро, затем работал как минимум в двух судебных учреждениях: Минском уездном межевом суде и в Минской палате уголовного суда. В обоих случаях он значился специалистом, по-белорусски его должность именовалась каморник, а по-русски – землемер (землеустроитель).  Забегая немного вперед, отмечу, что на протяжении всей своей жизни он не расставался с нелегальной адвокатской практикой.

Достаточно ли этого, чтобы считать его принадлежащим к юридическому сообществу? Наверное, да, пусть даже с небольшой натяжкой. Ведь мы не можем оспорить, что по роду деятельности он совершал юридически значимые действия, работая к тому же в государственных судебных учреждениях.

Однако зачислить его в разряд юристов согласны были не все. Например, категорически против этого был автор следующей кляузы. Так, он обвинял нашего героя в том, что тот был лицом «не обучающимся нигде законов», т.е. отрицал наличие у него юридического образования и указывал на невозможность представлять интересы доверителей в судах. «Доброжелатели» били нашего героя в самое уязвимое место. Согласно законам Российской империи заниматься адвокатской деятельностью могли только лица, закончившие российское юридическое учебное заведение.

Возможно, они были не в курсе, что он все же обучался землеустроительному делу в суде и, как показали дальнейшие события, прекрасно ориентировался в архиве Минского уездного межевого суда, о чем мы подробно расскажем несколько позже. Кстати, и в наше время наиболее желательными претендентами на должность сотрудника землеустроительной службы являются лица, получившие высшее юридическое образование.

Тайна фамилии 

А сейчас вернемся к тому самому прошению, которое начиналось со слов, ставших впоследствии знаменитыми: «С детства осиротевший…». Почему акцентируем внимание именно на этом документе? Все просто – он первый в цепочке, который открыл яркий… криминальный талант нашего героя. Да-да, именно криминальный талант. В отношении этого прошения как современники, так и нынешние историки пришли к однозначному выводу, что оно полностью сфальсифицировано нашим героем.

На мой взгляд, фальсификация этого документа с его стороны была все же вынужденной. После захвата ВКЛ Российской империей вся наша шляхта должна была подтвердить свой социальный статус, принадлежность к дворянскому сословию. Сделать это можно было лишь представив подлинные документы за несколько поколений.

Безусловно, наш герой был шляхтичем (дворянином), это не вызывает никаких сомнений. В записи о крещении четко указано, кем были его родители и какие государственные должности они занимали. Для того чтобы снять всякие сомнения, приведем этот небольшой отрывок из документа в переводе с латинского языка: «Года господнего 1808 января 23 дня я, Игнат-Якуб Далива-Садковский, прелат, кантор минский, каноник Житомирской кафедры, доктор философии, красносельский настоятель, окрестил одной водой с целью обезопасить жизнь ребенка, названного двумя именами Викентий-Якуб, который родился в этот самый день. Сына его милости Яна Марцинкевича, подчашего новогрудского, и Марцияны Марцинкевич из рода Нядзведских. Высокородными кумами были его милость Ипполит Павлович с ее милостью Юлианой Марцинкевичанкой, дочерью подчашего новогрудского».

Обратите внимание на написание фамилии родителей – Марцинкевич.

Итак, фамилии родителей ребенка чисто шляхетские, государственная должность отца – подчаший новогрудский. Все это указывает, что наш герой шляхтич. Крестьяне на государственные должности в ВКЛ не допускались.

Тем не менее освобождение от налогов, зачисление на государственную службу, продвижение по службе, обучение в университетах и т.д. выходцы из ВКЛ в Российской империи могли получить только после подтверждения благородного происхождения. Вот это и стало причиной фальсификации родословной. И здесь талант нашего героя проявился на славу.

24-летний служащий Минской католической консистории проявил недюжинную фантазию при составлении своей родословной. Не мудрствуя лукаво, он не только довел свою родословную до 1124 года, т.е.  углубил ее сразу на 700 лет, но и с целью придать весомость своей фамилии сделал ее двойной.

В этом месте мы должны объявить полное имя нашего героя, ибо скрывать тайну далее становится невозможным.

Итак, герой повествования – Викентий-Якуб Марцинкевич. Да-да, это тот самый знаменитый автор «Пинской шляхты» и многих других произведений, которого все мы хорошо знаем со школьной скамьи как Винцента Дунина-Марцинкевича.

Откуда взялась первая часть Дунин? Этого объяснить сейчас не сможет никто. Просто именно так решил в свое время Винцент-Якуб. Мы можем только предположить, что именно подтолкнуло нашего героя к этой мысли: одним из его покровителей был Станислав Богуш-Сестранцевич, крестил его Игнат-Якуб Далива-Садковский. Как видно, не только двойные имена, но и двойные фамилии у белорусской шляхты во все времена были в большой моде. И наш герой решил не отставать от них. Самое удивительное, но его прошение Минское дворянское собрание удовлетворило.

Уже в конце 1832 года Минское дворянское собрание выдало ему требуемый патент о благородном происхождении рода Дуниных-Марцинкевичей герба Лебедь. Таким образом, с легкой руки Винцента Марцинкевича в 1832 году на 25-м году жизни он стал Дуниным-Марцинкевичем, а до этой поры все его родственники и предки именовались только Марцинкевичами.

Фальсификатор 

Этот успех явно вскружил голову молодому служащему Минского уездного межевого суда. Однако в этом он был не одинок. Его старшие товарищи из Минского дворянского собрания прославились на всю империю сфальсифицированными родословными. К этому времени они успели хорошо изучить изданные к тому периоду гербовники и знали, каким образом документально доказать то, чего никогда не было на самом деле. Не думаю, что по поводу своей не совсем официальной деятельности они испытывали какие-либо угрызения совести. Российские власти придумали способ не увеличивать численность привилегированного класса, не пускать туда выходцев из ВКЛ. Белорусы предприняли ответные меры. Они любой ценой защищали своих. Быть дворянином было почетно, престижно и выгодно экономически. Россиянам нужны были старинные бумаги, белорусы ответили – будут вам бумаги, с подписями и печатями!

Так, Винцент Дунин-Марцинкевич вывел свой род от датчанина Петра Дунина, который якобы прибыл в Польшу в 1124 году и за свою жизнь построил там 30 монастырей и 77 костелов! Воображение нашего героя рисовало собственных предков не только знаменитыми и богатыми, но и предприимчивыми и целеустремленными, едва ли не святыми. Только святой человек мог себе позволить потратить несметные богатства на богоугодные дела.

Отставать от своего воображаемого предка Дунин-Марцинкевич никак не хотел. Подрабатывая на изготовлении фальшивых родословных (лично я в этом не сомневаюсь), он сумел всеми правдами или неправдами скопить кое-какой капитал. Ведь за такие услуги платили звонкой монетой.

Когда его арестовывали в первый раз по делу о поддельных  грамотах, при нем оказалось  наличных денег 40 золотых монет – полуимпериалов (достоинством 5 руб.), 41 золотой червонец (достоинством 10 руб.), разная мелочь серебром на сумму 2 руб. 62,5 коп. и 3 коп. медью. Для тех, кто не в теме, поясним, что золотой червонец весил 8,6 г и изготавливался из золота 900-й пробы. Простой подсчет показывает, что в момент ареста при нем только монетами было больше, чем полкило золота. Сможет ли каждый из нас в наше время похвастать таким сокровищем?

Успешные люди у многих вызывают зависть, об этом свидетельствует современник-недоброжелатель. Цитата: «Марцинкевич был под судом или следствием по делу Чапковского за подделку документов… Марцинкевич очень ловко объяснялся и в одну минуту показывал все почерки, какие находятся в книгах, с чего можно заключить, что ему довольно знакомы книги Минского уездного суда… Марцинкевич, как всем известно, по прежнему своему состоянию бедный, не получил наследства никакого ни по своих, ни по своей жены родителях, несколько лет служил в консистории без жалования, а по исключению оттуда завел дело не очень похвальное в его сторону с епископом Липским и после в доказываниях своих отрекся, и ныне нигде не служит в штате и ни от кого не имеет доверенностей (на представление интересов), кроме одной Любанской… Однако в сих летах приобрел в г. Минске два дома, стоящие около 1000 червонцев, в 1840 году за 3500 рублей приобрел от Селявы фольварк Люцинок, и кроме того, живет в городе пышно. Удерживает лошадей, ездит коляскою, всякий раз бывает в театре, справляет вечера и квартеты. Чем он занимается? И откуда столько имеет денег? Неизвестно».

Впрочем, другие авторы утверждают, что имение Люцинка (около Ивенца), в котором он провел большую часть своей сознательной жизни, Винцент Дунин-Марцинкевич приобрел у минского межевого судьи Алоизия Селявы. Перед покупкой он якобы взял крупные денежные займы.

Обвинения против Винцента Дунина-Мартинкевича в подделывании королевских грамот и других документов выдвигались неоднократно, но документально доказать это не смог никто. Судя по всему, он умело прятал концы в воду.

В деле обвинений отметился в том числе слуга Марцинкевича – Иосиф Душкевич. В своем доносе он указал, что помещик Марцинкевич занимается составлением подложных документов на дворянское происхождение, для чего имеет и печать, спрятанную под полом. Однако расследованием, произведенным властями, вина Дунина-Марцинкевича доказана не была. За лживый донос слугу наказали плетьми.

При этом весьма интересен ответ Марцинкевича на вопрос чиновника особых поручений при минском гражданском губернаторе: «Чем вы занимаетесь, постоянно проживая в городе, ежели имеете хождение по чьим-либо делам, то по каким именно, по доверенностям или без оных?» Отвечая на него, наш герой указал: «Имея доверие от разных лиц, занимаюсь я хождением по делам и ныне по доверенностям имею дела Любанской, Шклянника, Вышамирской, Годлевской. Тоже иногда занимаюсь переводами, ибо был переводчиком в консистории».

Как видим, с юридической практикой наш герой не расставался никогда.  И, судя по всему, клиентов у него было предостаточно. А это говорит об определенном авторитете в соответствующих кругах. Иными словами, он весьма успешно вел чужие дела.

Не единожды довелось Винценту Дунину-Марцинкевичу быть и узником Минского Пищаловского замка (сейчас СИЗО № 1 на ул. Володарского). Его второй арест был связан с обвинениями в антицарской деятельности. В частности, ему ставили в вину написание и распространение поэмы «Гутарка старога деда». И если в первый раз заключение длилось всего неделю, то во второй ему пришлось отсидеть 8 месяцев. Однако объем этой статьи не позволяет подробно рассказать обо всех приключениях нашего героя, которые достойны быть увековечены не только в научной, но и в художественной литературе.

Комедиограф

Как мы уже говорили, в 1840 году наш герой оставил службу, приобрел фольварк Люцинка около Ивенца (ныне Воложинский район). Последний стал для него местом постоянного жительства до конца дней. Однако много времени проводил писатель и в Минске.

Значительную часть жизни он посвятил литературе, поэзии и драматургии. Среди его работ, в частности, первый перевод на белорусский язык знаменитой поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш». Первая книга этого перевода сначала была допущена цензурой к печати, а затем практически весь тираж был уничтожен. Естественно, что автор, который издавал книгу за свой счет, понес значительные убытки. Он предпринял отчаянную попытку отстоять свое издание. Вот что он писал о белорусском языке, на котором была выпущена книга: «В наших провинциях из 100 крестьян, наверно можно найти 10, которые хорошо знают по-польски, когда напротив из 1000 насилу сыщется 1 хорошо знающий русский язык. То напечатав какое-либо белорусское сочинение русскими буквами, смело можно запереть оные в сундук». Какие разительные цифры! Сейчас, наверное, с точностью до наоборот: из 1000 русскоязычных белорусов только 1 знает родной язык.

Незавидная судьба при жизни автора постигла и другое знаменитое его произведение – фарс-водевиль «Пинская шляхта». Оно было запрещено к печати российскими властями. Вот как отозвался об этом водевиле виленский генерал-губернатор: «Подобное произведение, в коем в неприглядном свете выставляется личность должностного лица, (российского) станового пристава, который к этому везде называется «найяснейшая корона», вряд ли удобно помещать в каком-либо издании, а в особенности в таком как календарь, который предназначается для распространения в среде местного населения».

Негативное отношение российского генерал-губернатора можно понять. Пьеса представляет собой едкую сатиру на «августейшую корону», а не только станового пристава Крючкова. Она жестко критикует царские власти, всю судебную систему, особу государя-императора, который как раз и воплощен в образе Крючкова.

Досталось от автора и местной шляхте. Представители дворянства  абсолютно не понимают станового пристава, но все равно предельно уважительно слушают его, не пытаясь даже оспорить тот бред, который он несет. А он то ли в силу собственной глупости, то ли с целью поглумиться над местечковой шляхтой называет совершенно абсурдные даты: в марте, например, у него 69 дней, в октябре – 45. Именно такими датами провозглашается им сначала указ Петра I, а потом указ Анны Иоановны от 1764 года, хотя та царствовала с 1730 по 1740 год.  А чего стоят указы Елизаветы Петровны от 49 апреля 1893 года и указ всемиловистейшей Екатерины Великой от 23 сентября 1903 года, которая умерла в 1796 году? Напомним, что сама пьеса была написана в 1866 году.  Здесь явные нестыковки не только в числах, месяцах и годах. Однако местная шляхта ни слова не возразила российскому становому приставу, который для пущей важности к указам российских царей отчего-то приплел и Статут Великого княжества Литовского, отмененный в 1840 году.

***

Несмотря на все запреты и злоключения, наш бесшабашный каморник-землеустроитель вошел в белорусскую историю не столько как профессиональный переводчик с польского и зажиточный помещик, любитель одурачить имперские российские власти и как нелегально практикующий адвокат, сколько как патриот, знаток белорусского языка, основатель белорусской драматургии. Он и в ХХI веке по-прежнему с нами.

3 сентября 2016 года в самом центре белорусской столицы (на площади Свободы в Минске) ему открыли бронзовый памятник. Как сказал бы Михаил Булгаков: «Вот он, лукавый и обольстительный литвин, первый белорусский комедиант и драматург. Смотрите и любуйтесь на него, в бронзовом парике и с бронзовыми бантами на башмаках! Вот он – отец белорусской драматургии!»