Белорусской экономике на 2022 год многие предрекают небольшую рецессию. Прогнозы на 2021 год были гораздо хуже, но они не оправдались. Стоит ли на такие оценки ориентироваться?
Карен Вартапетов, директор направления «Суверенные рейтинги» международного агентства S&P, считает, что сейчас экономические прогнозы в отношении Беларуси подвержены высокой степени неопределенности, что связано с воздействием пандемии и санкций. Однако ключевые зависимости, риски и тенденции просчитываются. Например, что Россия окажет поддержку Беларуси в случае глобальных шоков.
«Внешнеторговое чудо» сойдет на нет
— В конце 2020 года многие предрекали коллапс белорусской экономике. Как вы считаете, почему этого не произошло?
— Все зависит от того, что понимать под словом «коллапс». Наверное, имеется в виду глубокая рецессия. Начнем с того, что макроэкономическая политика Беларуси стала более гибкой и взвешенной в отличие от предыдущих кризисов (2009 год, 2011 год). Нет кредитной накачки экономики, монетарного финансирования, директивное кредитование сильно снизилось, установился плавающий обменный курс белорусского рубля. Это, безусловно, помогло экономике адаптироваться.
Второй момент – это все, что связано с финансовой поддержкой со стороны России. Как только осенью 2020 года власти России объявили о финансовой помощи (на 1,5 млрд долларов), в целом риски банковского кризиса снизились.
— Безусловно, в-третьих, для Беларуси сложились благоприятные внешние условия: это сочетание высокого спроса и высоких цен на сырьевые товары, потому что мировая экономика очень быстро восстанавливалась. Поэтому в 2021 году, особенно в первом полугодии, мы видели беспрецедентный рост экспорта не только в ценовом, но и в физическом выражении. Это помогло белорусской экономике. Но, опять же, с нашей точки зрения, все эти эффекты будут нивелироваться и сходить на нет.
— Почему?
— Два основных фактора: пандемия и санкции. Даже если нет локдауна, жестких ковидных ограничений со стороны органов власти, на поведении потребителей это все равно сказывается. Они ведут себя более осторожно, смещают спрос в сторону товаров, откладывают потребление услуг. Это оказывает определенное влияние на экономическую активность, инфляцию и так далее.
Западные санкции в отношении Беларуси начнут действовать ближе к концу 2021 года. Их влияние пока сложно оцифровать, но мы ожидаем давление на показатели экспорта. И третье – в следующем году мы ждем замедления роста российской экономики. Соответственно, это тоже скажется на Беларуси.
Поэтому мы ожидаем неглубокую рецессию в следующем году (-0,7%), а в 2023 году некоторый отскок ВВП Беларуси, когда экономика уже более или менее приспособится к жизни в этих ограничениях. Но даже этот прогноз основан на предпосылке, что Беларуси и белорусским предприятиям удастся перенастроить экспортную логистику на российские порты и получить от соседней страны финансовую поддержку.
У банковской системы Беларуси есть некоторый запас прочности
— На конец 2021 года вы прогнозируете обменный курс 2,76 рубля за 1 доллар, а на конец 2022 года – 3,04. На чем базируются расчеты?
— Этот прогноз мы давали в сентябре. Будем его уточнять в начале декабря. В целом видим, что, как и во все предыдущие годы, текущий счет платежного баланса будет дефицитным. В этом плане в среднесрочной перспективе можно ожидать некоторое ослабление белорусского рубля.
Второй момент в том, что по российскому рублю в следующем году мы тоже ожидаем ослабление. А поскольку белорусская и российская валюты ведут себя в целом похоже, по крайней мере, траектории совпадают часто, то отсюда и такие расчеты. В следующем году прогнозируем чуть более высокую девальвацию, потому что ждем влияние санкций на экспортные доходы. А в 2023 и 2024 годах видим выход на траекторию небольшой девальвации рубля в номинальном выражении несколько процентов в год.
— В последние месяцы белорусский рубль укреплялся.
— На сырьевых рынках сложилась благоприятная конъюнктура. В Беларуси был профицит платежного баланса. Плюс российский рубль тоже укреплялся.
— Поэтому власти могут вновь поддерживать реальный и банковский секторы, в первую очередь госструктуры, в большом объеме?
— Вероятность поддержки и госпредприятий, и госбанков относительно низкая. По разным причинам. В том числе, потому что ресурсы ограничены. В 2022 году бюджетные ограничения будут гораздо выше, чем в этом году. Поэтому небольшая поддержка конкретным предприятиям и госбанкам возможна, но полномасштабно капитализировать крупные банки, как это происходило в предыдущие годы, без внешних ресурсов будет сложно.
С другой стороны, все, что связано с банковской системой, содержит достаточно сложный момент. Ситуация может очень быстро развернуться, если будут какие-то новые внешние шоки, например, новые более жесткие санкции. И тогда возросшие потребности в господдержке буду сталкиваться с жесткими бюджетными ограничениями. Если ситуация будет развиваться по инертному сценарию, то высоких рисков ликвидности, недостаточной капитализации в краткосрочной перспективе мы пока не видим, несмотря на то, что неработающие кредиты, скорее всего, выше, чем то, что показывает статистика. Но они не растут очень быстро. Ситуация уязвима, но определенные резервы в системе есть. Но при этом еще раз нужно отметить высокую текущую неопределенность любых прогнозов.
— Последний шок банковской системы был связан с тем, что люди в августе-сентябре 2020 года забирали вклады из банков?
— Да. Если посмотреть, то среди физических лиц по-прежнему есть небольшой отток, но гораздо-гораздо меньше. То есть в целом эта ситуация успокоилась. А по корпоративным, юридическим лицам, наоборот, даже видим приток вкладов в банковскую систему. Поэтому имевшиеся риски несколько снизились.
Вероятность получения новых кредитов от России высока
— Насколько сейчас комфортен внешний госдолг Беларуси? Какова потребность в его рефинансировании, привлечении внешнего финансирования?
— В принципе, она есть. Каждый год идет речь о том, как найти источники для погашения обязательств на 2–2,5 млрд долларов. Ситуация в этом смысле не изменилась.
Последние 10 лет Беларуси всегда удавалось решить проблему рефинансирования, дефолтов не было. То есть качество управления долгом было высокое, пусть и структура этого долга не очень благоприятная ввиду чрезмерно высокой валютной составляющей. На следующий год ресурсы, скорее всего, будут в виде межгоскредита России и новой кредитной программы с Евразийским фондом стабилизации и развития (ЕФСР).
— Но там пока разлет в обещанных кредитах очень большой получается — от 630 млн до 3 млрд долларов.
— Мы сейчас говорим про возможную программу с ЕФСР. Именно поэтому мы в сентябре подтвердили долгосрочные и краткосрочные суверенные кредитные рейтинги Беларуси по обязательствам в иностранной и национальной валюте на уровне «B», сохранив «негативный» прогноз. То есть мы увидели, что будет оказана поддержка со стороны России и вероятность достаточно высокая. Объем этой программы пока не понятен, но наша предпосылка заключается в том, что эти два источника закроют потребности в рефинансировании внешнего госдолга Беларуси в ближайшие, как минимум, 12 месяцев.
Ближайшая крупная выплата по рыночным обязательствам — это выплата по евробондам в начале 2023 года (первый крупный платеж в феврале 2023 года). И здесь тоже наша предпосылка состоит в том, что программы ЕФСР должно хватить и на погашения этих обязательств в 2023 году.
— То есть вы считаете, что ЕФСР может выделить в полном объеме 3 млрд долларов?
— Минфин Беларуси подтвердил, что сейчас идет работа над новой программой. Поэтому да, мы считаем, что вероятность ее реализации довольно высока.
— Сейчас идут разговоры о глубокой интеграции, подписаны 28 союзных программ. Насколько все это может придать новый импульс развитию белорусской экономики в ближайшие годы?
— На мой взгляд, степень неопределенности насчет влияния программ на экономику очень высокая. Речь все-таки идет о среднесрочных целях и их достижение будет растянуто во времени. Помимо подписания программ, требуется их долгосрочная реализация, синхронизация законодательства, различных процедур. Влияние, если и будет, то только в среднесрочной перспективе. При этом российская и белорусская экономики уже достаточно сильно интегрированы. Россия – основной торговый партнер Беларуси. Поэтому масштаб дополнительного краткосрочного стимула или поддержки роста со стороны именно этих программ может оказаться ограниченным.
Россия – единственный переговорщик у Беларуси. И это риск
— В сентябрьском отчете вы писали, что со временем финансовая поддержка со стороны России может стать менее предсказуемой. Что здесь имеется в виду?
— На самом деле это отражение того, что уже происходит. Во-первых, за последнее десятилетие объем поддержки со стороны России и связанных с ней финансовых институтов снижался. Во-вторых, в целом новых ресурсов не предоставляется. Пока Россия помогает Беларуси рефинансировать текущий долг. И третий момент, который позволяет говорить о том, что возможности есть, а желание наращивать объем поддержки Беларуси может быть ограничено, заключается в том, что в целом между странами остается достаточно много спорных вопросов, которые до сих пор не выяснены. Например, компенсация за российский налоговый маневр в нефтяной сфере. К тому же сейчас у Беларуси все меньше пространства для маневра. В том смысле, что переговорщик остался один – это Россия. Поэтому ничего удивительно не будет, если новые пакеты помощи России будут сопровождаться новыми условиями.
— Понятно, что западный вектор для Беларуси закрыт до лучших времен. А вот Китай может оказать поддержку Беларуси? В отношении политического кризиса в Беларуси он занял отстраненную позицию, чего нельзя сказать о России и коллективном Западе.
— Что касается политики, то я бы сказал, что в целом это типичная китайская стратегия. Если говорить про финансовую помощь, то возможности у Китая есть. Но главное ограничение китайских кредитов в том, что они в основном связанные: нацелены на конкретные проекты, в которых задействуют в том числе свою рабочую силу, оборудование и т.д. Китай, как правило, не предоставляет нецелевой поддержки бюджета. Да, бывают исключения, но мы по опыту знаем, что Китай идет с большой неохотой на это.
Второй момент, что Китай подходит к принятию решений гораздо дольше, чем российское правительство. Поэтому такая возможность есть, но говорить о ней, допустим, в следующем году не приходится. Рассчитывать на нее в качестве запасного варианта белорусское правительство, наверное, в краткосрочной перспективе не может.
У центробанков есть возможности побороть высокую инфляцию
— А китайская экономика чувствует себя хорошо, чтобы власти этой страны могли финансово поддерживать Беларусь? Ряд аналитиков допускают, что Китай может спровоцировать новый глобальный финансовый кризис.
— В основном мы говорим о замедлении темпов роста китайской экономики как риске среднесрочном. Потому что, если посмотреть на рост глобальной экономики в последние несколько лет, то этот рост в значительной мере объяснялся ростом Китая. Сейчас торможение экономики Китая происходит по разным причинам. Во-первых, экономика переходит от внешнего спроса на внутренний как основной драйвер. А второй момент связан с финансовыми дисбалансами и так далее. Это снижает темпы роста китайской и глобальной экономики, снижает спрос на сырьевые товары, и, соответственно, влияет на их цены. На Россию, Беларусь это повлияет в основном через сырьевые цены. Этот риск есть, но пока считаем, что он управляем.
Следующий момент — это все, что связано с пандемией. Несмотря на то, что вакцинация в развитых странах набрала темп, особенно за последние полгода сильно выросла, и введение жестких локдаунов как весной 2020 года пока не стоит остро на повестке дня, хотя имеется всплеск в развитых странах новых случаев. Тем не менее пандемия по-прежнему влияет на уверенность инвесторов и потребителей. Мы говорим, что все, что связано с пандемией, с распространением новых вариантов, невозможность вакцинировать ту часть населения, которая не хочет этого делать, — это все создает определенные риски новых локдаунов, соответственно, и торможение активности.
— Китай – это ключевой вызов для глобальной экономики?
— Ключевой вызов – это пандемия. Как уже говорил, существует высокая неопределенность в этом вопросе, которая выливается в снижение деловой активности.
Второй момент – это все, что связано с высокой инфляцией в развитых странах и темпами нормализации монетарной политики.
— Сейчас часто употребляется слово «стагфляция». Угрожает ли она миру и нашему региону?
— Наш базовый прогноз – нет. Это преувеличение. Мы не говорим о повторении того, что было в 70-е годы в развитом мире. Считаем, что инфляция высокая, но она имеет временный характер, хотя и период высокого ценового давления окажется чуть дольше. Главная причина — глобальный спрос восстанавливается быстрыми темпами (благодаря вакцинам и монетарному и в ряде случаев бюджетному стимулированию), и предложение «не успевает» за спросом. Наш текущий прогноз — годовая инфляция в большинстве стран достигнет пиковых значений к концу года. Будет играть роль как «эффект базы», так и замедление месячных темпов инфляции. Некоторые проинфляционные факторы носят временный характер и, вероятно, их влияние исчерпается (например, рост цен на сырьевые товары). Острота проблем с производственными цепочками тоже должна снизиться. Спрос должен нормализоваться. Это приведет к снижению инфляции. Поэтому мы в 2022 году ждем снижения инфляции в развитых странах.
Есть риск в том, что если инфляция складывается выше и держится на том уровне дольше, чем прогнозируется, население и бизнес начинают ожидать более высокую инфляцию. В итоге возникает риск спирали «рост цен — рост зарплат — рост цен». Пока что инфляционные ожидания в развитых странах, в США, и в еврозоне, и в Японии, управляемы, стабильны.
В целом основной наш тезис в том, что кредит доверия к центробанкам развитых страны высокий, и они знают, что делать, если инфляция выходит из-под контроля. Ситуацию, в которой Федеральная резервная система США теряет контроль над инфляцией, инфляционными ожиданиями, очень сложно представить. Часто говорят: смотрите, сколько ликвидности влили в экономику, как из всего этого выходить. Но уже имеется опыт монетарной поддержки экономики в США, который был связан с глобальным финансовым кризисом в 2007–2008 годах. Центробанк США показал свое желание и возможности управлять или сворачивать монетарный стимул достаточно быстро и эффективно без существенных негативных вторичных эффектов. Поэтому ожидать, что в этот раз ему будет сложно опять это сделать, не приходится. Повторюсь, у крупных центральных банков в развитых странах имеется и опыт, и возможности успешно справиться с периодом временно высокой инфляции.
